Фрэнсис Брет Гарт

«ДВАДЦАТЬ ЛЕТ»

ГОРА ДУШЕВНОГО СПОКОЙСТВИЯ

ДВА КОРАБЛЯ

ДИККЕНС В ЛАГЕРЕ

ДОЛЛИ ВАРДЕН

К МОРСКОЙ ПТИЦЕ

К ШИШКЕ ОГРОМНОГО ДЕРЕВА

КАЛИФОРНИЙСКИЙ «ВЕЧЕРНИЙ ЗВОН»

КОЙОТ

МАДРОНЬЯ

НЬЮПОРТСКИЙ РОМАНС

О ЧЁМ ПЕЛ ДЫМОХОД

О ЧЁМ ПЕЛА ПУЛЯ

ОДИНОКАЯ ГОРА

ПЕРО ТОМАСА СТАРРА КИНГА

РОК

САН-ФРАНЦИСКО

СТАНЦИОННЫЙ СМОТРИТЕЛЬ

У ГАСИЕНДЫ

ЧТО ВОЛК СКАЗАЛ КРАСНОЙ ШАПОЧКЕ

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

Фрэнсис Брет Гарт

«CROTALUS»

(Владенья гремучника Сьерры)

Нигде нет жизни никакой,

Лишь солнце, тени и покой.

Коснувшись голых скал рукой,

Лишайник вижу у камней,

А в ярде — лента у корней,

Полоски жёлтые на ней.

Он там, в расселине! Шагнуть

Подальше, корни отогнуть,

Его на палке изогнуть!

Как ты изящен в этот миг!

Трещащий ужас напрямик

Волнуя всё - везде проник.

Звук, словно от костей сухих

В Долине смерти! Среди пихт

Шум крыльев саранчи утих.

Журавль, у звука в кабале,

Как сбитый пулей, по земле

Ползёт на сломанном крыле.

Зайчонок встал, губой дрожа,

Ошеломлённый, чуть дыша,

Трясётся, в пятках вся душа.

Стоп, старина! Уже здесь нет

Моей ноги, не мучай вслед

Мир звуком злобных кастаньет!

Сдержать ты можешь гребень свой;

Удар рассчитан роковой, —

Ты без него не горд собой.

Но стой! Не зачарует взгляд

Из щелей глаз твоих, то ад

Огни метает, говорят!

Надменен ты, но прост и смел,

Нести всем беды твой удел,

Ты проклят — кровью охладел;

И потому под солнцем, наг,

На скалах ты, или же очаг

Наш выбрав, лишь густеет мрак,

В золе нагретой весь блажен;

Гость молчаливый этих стен,

Ты ищешь, грустный, у пламен,

Как нищий кружку молока,

И жизнь спартанская пока

Тебе без грабежа близка.

Ты! Слава чья — скользить меж трав

С горящим языком, избрав

Живое для своих забав;

Когда бегут все твари вспять,

И всё закончено — опять

На солнце просишь полежать!

_{[Crotalus (лат.) — гремучая змея, гремучник.]}

«ДВАДЦАТЬ ЛЕТ»

Я не слушал тебя, старина!

Извини! Размечтался устало.

Звон льдинок в бокале вина

Разбудил мою память от сна,

И струна её вновь зазвучала.

Оказался на пастбище вдруг

Я, спустя двадцать лет — всё знакомо,

В этом звуке услышал, мой друг,

Колокольчиков звон я вокруг

От коров, приближавшихся к дому.

Лепестки белых яблонь дрожат;

Златоцвет в копьевидном убранстве;

За плавильней Рапалей закат —

Дальний Запад — тревожил мой взгляд,

Как страна романтических странствий.

Был героем мой друг, и была

Моя девочка — ангел. Не скрою,

Пил я пахту, но в десять могла

Вера крепкой быть, в тридцать — прошла,

Сомневаемся мы с перепою.

Ах, всё это представилось ли,

Что, мечтал я, должно быть, устало,

Иль, скорей, потерял всё в пыли

Прошлых лет, тех, что коркой легли

На бутылке твоей из подвала.

Ты сказал, что прошло двадцать лет?

Двадцать лет? Ах, мой друг, я всё знаю!

Все мечты, улетевшие вслед,

Все надежды, которых уж нет,

Я с тобой, старина, пропиваю!

ГОРА ДУШЕВНОГО СПОКОЙСТВИЯ

Грядою скал и мутных вод потоком,

Изгибами лощин,

Ты говоришь в спокойствии глубоком

Для суетных мужчин.

Но недостойны мысли откровенья

Их грубой болтовни,

Дрожа, как лепестки, в твоих владеньях

Рассеялись они.

Вдруг рудокоп, уставший от работы,

На заступ оперся,